«Распродажа века» или Kак заработать 4 миллиарда грина на конфетных фантиках.
[...] Господин Браудер действительно обладает чудовищным упорством и пробивной силой. По этому предмету он может читать лекции адвокатам Pussy Riot и Ходорковского и принимать зачет у Березовского и Абрамовича. Что, разумеется, имеет свои, понятные всем основания: в суровые 90-е в переходной России нажить состояние на тех конфетных фантиках, которые называли тогда гордым словом «ценные бумаги» (хотя очень часто стоили они меньше этой самой бумаги), – это, знаете ли, уметь надо. Но он сумел. И достойно применил приобретенные умения и навыки против практически грудью вскормившей его Российской Федерации.[...]-- Дмитрий Гололобов ( Slon )
А я же блондинка, мне же непонятно про конфетные фантики, про Ходорковского и зачеты у олигархов, а так же про кормление грудью и кому за это спасибо Браудер сказать должен. И я нашла выступление самого Браудера перед студентами Стенфорда (оно правда на английском, но добрый
karslon его перевел на русский.) Речь очень познавательная - ну должны же вы знать чего такого Браудер умел? Kак заработал состояние на тех конфетных фантиках, которые называли тогда гордым словом «ценные бумаги» и почему они стоили меньше этой самой бумаги?Итак, лекция Била Браудера
В чём вы можете быть уверены, так это в том, что то, что я вам сейчас расскажу, в этой аудитории вам больше никто не расскажет. Позвольте мне начать с небольшого рассказа о самом себе. В Стэнфорде я был 20 лет назад, и на самом деле я приехал на встречу по случаю 20-летия выпуска. И вот я подумал, а не поделиться ли мне с вами тем, о чём я думал, когда сам сидел там, где сейчас находитесь вы, 20 лет назад. Возможно, когда вы услышите мою речь, у вас возникнет один вопрос – как так получилось, что этот парень из Чикаго с американским акцентом начал с того, что был крупнейшим инвестором в российскую экономику, а закончил тем, что стал одним из самых больших врагов российского государства? [смех в зале]
Позвольте мне рассказать, как это всё случилось.
Действительно, я американец из Чикаго, но я происхожу из очень необычной семьи. Мой дед, тоже американец, Ёрл Браудер, вырос в Канзасе, в Вичите. В двадцатых годах семья потеряла дом на ферме, и он стал работать на заводе. К рабочим на заводе относились плохо, и дед организовал профсоюз, что получилось у него очень хорошо. После работы в Вичите он пошёл вверх, сначала в Канзас-сити, потом в Нью-Йорк. А в Нью-Йорке вокруг носились разного рода коммунисты. Коммунисты заметили его и сказали – вот талантливый парень, давайте пригласим его в Москву. И вот так в 1927 году коммунистическая партия пригласила его в Москву. Он переехал в Москву, там, в Москве, познакомился с моей бабушкой, и там родился мой отец. В 1932 году коммунистическая партия послала его обратно в Америку, чтобы сделать генеральным секретарём, руководителем коммунистической партии Америки, на следующие 13 лет [смех в зале]. Вот такой у меня дед.
В пятидесятых началась эра Маккарти, я уверен, вы все об этом знаете. До этого, в 45 году, деда выгнали с поста генерального секретаря за идею о том, что коммунизм и капитализм могут существовать вместе. К несчастью, многие из его последователей в Восточной Европе были убиты. Ему повезло, он жил в Америке и не был убит. Но его деятельность расследовал Маккарти, и у него были тяжёлые времена, несмотря на то, что в середине пятидесятых его выгнали из коммунистической партии.
Вот такая у меня семья.
Потом дела поправились. Я родился в 1964 году, мне 45 лет. Я вырос в университетском комьюнити на южной стороне Чикаго, и я был совершенно обычным американским ребёнком. И когда я стал подростком, как это часто случается в американских семьях, я решил бунтовать против своей семьи. Но как бунтовать против семьи коммунистов [смех в зале]? Я скажу, как я бунтовал. Я одел костюм, галстук и стал бизнесменом. Большего издевательства над собой мои родители не могли и представить [смех в зале]. И я пошёл в бизнес-школу Стэнфорда.
И вот я сидел в этих аудиториях, два года, как многие из вас делают, будут делать, и делали раньше. Я ходил на brown bag lunches [перерывы на обед или ланч, во время которых делаются неформальные доклады], на собрания, куда приходили рекрутеры, пытаясь решить, что я буду делать со своей жизнью. И что-то казалось неправильным. Хотя я бунтовал против семьи, становясь бизнесменом, я не чувствовал, что делаю всё правильно. И по мере того, как я всматривался в себя, думая о том, что мне делать со своей жизнью, каково моё уникальное конкурентное преимущество, чем я лучше других людей, которые тоже хороши, умны, амбициозны, я думал – да, я, конечно, бизнесмен, но я также и внук генерального секретаря коммунистической партии [смех в зале]. Это и есть моё конкурентное преимущество.
И так получилось, что в 1989 году пала Берлинская стена. И так у меня появился шанс делать бизнес в бывших коммунистических странах. И только подумайте – ни один из людей, которых я знал, ни один человек во всём мире не был заинтересован в том, чтобы это делать. Я пытался искать работу по созданию бизнеса в Восточной Европе. И все говорили мне – зачем ты это делаешь, в Восточной Европе нет никакого бизнеса. А я всё искал и искал работу. Мне предлагали нормальную, мэйнстримовую работу, но я хотел делать бизнес в Восточной Европе. И в конце концов я получил работу в Бостонской консалтинговой группе в Лондоне. Один из эксцентричных совладельцев сказал мне – у нас нет пока никаких дел в Восточной Европе, но ты будешь там нашим человеком, будешь главой восточноевропейского направления [смех в зале]. Я ответил – прекрасно, лучше не бывает.
Итак, я поехал в Лондон, начал работать в Бостонской консалтинговой группе. И действительно, спустя несколько месяцев мы начали работу в Восточной Европе. Эта работа – завод по производству автобусов в Польше, на юго-востоке. Шесть часов от Варшавы на машине, на польско-украинской границе. Производство практически было остановлено, продажи упали на 90 процентов. Там каким-то образом оказался Всемирный банк, и он сказал: «Нам тут нужен консалтинг». Бостонская консалтинговая группа выдвинула предложение: «У нас есть эксперты по автобусам, по производству, по всем вопросам», и Всемирный банк ответил: «Прекрасно, шлите экспертов». И вот они послали меня, работника, не проработавшего и года, можно сказать, только что из Стэнфорда.
И так я получил это падающее автобусное предприятие. Ясно, что для предприятия, у которого продажи упали на 90 процентов, нет никакой надежды, надо сокращать 90 процентов персонала, если хочешь остаться в бизнесе. Задача была не из приятных. Но пока я сидел в этом маленьком городе в 6 часах от Варшавы, случилась одна вещь. Я заметил, что в газете внутри однажды были какие-то финансовые отчёты. Я спросил своего переводчика, потому что не знал ни слова по-польски, что это за финансовые отчёты. Он ответил, что это первая приватизация, проводимая польским правительством. Я сказал: «О, это интересно». Я спросил – а это что за строка? А это? И мы стали выписывать числа. В общем, продавалось семь польских компаний по цене в половину их заработка за прошедший год.
Не то чтобы я был самым лучшим студентом в Стэнфорде, но даже не самый лучший студент может понять, что купить компанию за половину её годового заработка – в этом есть смысл [смех в зале]. У меня не было много денег, я не из богатой семьи, но к этому моменту я накопил 40 тысяч долларов. И взял все свои сбережения, то есть 40 тысяч долларов, перевёл их в польские злотые, подал заявки, и купил доли в приватизируемых предприятиях. За следующие 12 месяцев я заработал в 10 раз больше. Если вы когда-нибудь на чём-нибудь зарабатывали в 10 раз больше, чем вы потратили, то вы знаете, что у вас в организме вырабатывается какое-то вещество [смех в зале], и хочется, чтобы это вещество выработалось снова. И я понял, что нашёл своё призвание – заниматься приватизацией в Восточной Европе.
Сейчас перепрыгнем вперёд на 2 года. Я оказался в Solomon Brothers. Там я получил работу инвестбанкира. Solomon Brothers больше не существуют, они стали частью Ситигруп, и Ситигруп тоже в общем не существует, или почти существует, как хотите. Те из вас, кто читал замечательную книгу Liar’s Poker , а если кто не читал, вы должны прочитать, имеют представление о корпоративной культуре в Solomon Brothers, которая довольно, скажем так, своеобразна.
Итак, я получил работу в Solomon Brothers. В моё первый день в Solomon Brothers в качестве инвестбанкира по Восточной Европе мне дали мои визитные карточки, стол, и сказали – ты должен зарабатывать фирме впятеро больше, чем тебе платят, или тебя уволят. За работу!
Никаких обучающих программ, никаких наставников, никаких намёков, что делать. Впятеро больше зарплаты, или тебя уволят. Я слышал о приватизации Венгерских авиалиний. И над этим уже работала какая-то команда. Я пришёл в конференц-зал, где должно было быть собрание команды. На меня посмотрели и спросили – что ты тут делаешь? Я ответил – я пришёл помочь. Мне ответили – нам твоя помощь не нужна, тут обо всём позаботятся, пожалуйста уходи. Они не хотели делиться со мной своим пятикратным подъёмом, я бы просто сделал их жизнь труднее.
Всё, Венгрия отпала. Через пару дней я услышал про приватизацию польского телекома, и попытался туда пристроиться. Мне сказали – даже и не думай подходить близко к Польше [смех в зале]. Я подумал – как же мне выжить в этой фирме? Тут все такие недружелюбные. Как же я тут выживу? И тут мне пришла в голову мысль. Время – 1992 год. В России не было никаких работающих инвестбанков. И никто из фирмы поэтому не пытался защитить свою полянку. И вот тогда я объявил себя «инвестбанкир, отвечающий за Россию» [смех в зале]. Я объявил, и ждал, пока кто-то будет возражать, но никто не возражал, там не было никаких денег, ничего не происходило.
И вот после того, как я как бы три месяца был «главным инвестбанкиром по России», я наконец получил первый «кусочек». Это был рыболовецкий флот, базирующийся в Мурманске, 300 километров севернее Полярного круга. И этот рыболовецкий флот, который назывался «Мурманский траловый флот», находился в каком-то хозяйственном споре с покупателем, и они наняли нью-йоркскую юридическую фирму, которая порекомендовал нанять инвестбанкира, который бы помог с приватизацией. Я пошёл в библиотеку в Solomon Brothers и обнаружил, что за 20 лет до этого Solomon Brothers совершали какую-то сделку по рыбе в Японии. Именно это я и вставил в свою презентацию для Мурманского траулерного флота, и мне позвонили и сказали – ты выиграл контракт, приходи договариваться о цене на наши посреднические услуги. Мы договорились о цене за переговоры. Оказалось, что они готовы заплатить 50 тысяч долларов за 2 месяца работы по приватизации. Ни один инвестбанкир не двинет пальцем за 50 тысяч долларов, ни за месяц, ни за два. Но это были первые деньги, которые я бы заработал, будучи «главным инвестбанкиром по России». Поэтому я принял дело. Я сел на самолёт в Мурманск, ужасное, далёкое место, действительно, просто ужасное место [смех в зале]…
Мы встретились с главой рыболовного флота, и я спросил его – что происходит, как я могу помочь? Он показал мне расчеты. У них было 100 кораблей, каждый корабль стоил новым 20 миллионов долларов, то есть 2 миллиарда в кораблях, возраст (амортизация) примерно 7 лет, значит, считаем 1 миллиард. И они пригласили меня изучить право менеджмента на приватизацию 51 процента флота за 2,5 миллиона долларов [смех в зале]. В общем, действительно лёгкое задание. Для того, чтобы давать советы по такому случаю, не обязательно быть MBA Стэнфорда [смех в зале]. Что больше – 5 миллионов или 1 миллиард?
И вот у меня опять началась эта химическая реакция, которая была в Польше. Я подумал – я хочу в этом участвовать. Первое, что я сделал после встречи, это не полетел в Лондон, а полетел в Москву. Что если то, что нормально проходит с этим рыболовным флотом, проходит и по всей России? И оказалось, что вся Россия проходит через приватизационный процесс такого же типа. И вот чему я научился… В Москве я не знал ни единого человека, и не знал ни слова по-русски… У меня была только телефонная книга, справочник, изданный на английском для иностранцев. Я отмечал там нужных людей кружочками и встречался с ними. Я встретился примерно с 30 людьми. И за неделю я разобрался с тем, что происходит. Всё было очень просто. В стране были ваучеры, которые получил каждый гражданин. В стране 150 миллионов человек, каждый ваучер стоит 20 долларов. Всего 3 миллиарда долларов ваучерами. Их можно было обменять на 30 процентов всех российских активов. То есть в 1992 году вся Россия стоила 10 миллиардов долларов. Вся страна. Вся нефть, весь газ, весь металл, вообще всё. 10 миллиардов долларов. Вот это да! В этот момент я был переполнен адреналином. Было понятно, что это самая невероятная возможность вообще.
Итак, я вернулся в Solomon Brothers, где я работал, и сказал – слушайте, мы теряем время с этими делами по консалтингу за 50 тысяч долларов, нам надо вот это покупать, там отдают всё даром, золото бесплатно! На меня посмотрели, будто на сумасшедшего. Люди сказали: «Россия? Что? Инвестировать в Россию? Ты сумасшедший?»
Я не знал, какая политика внутри организации, и я говорил с одним человеком, с другим, но никто не хотел слушать. Я продолжал искать новых собеседников, что было именно тем, что не следовало делать в подобной организации. Раньше у нас были такие коллективные ланчи, где собирались люди одного возраста, и в конце концов меня туда перестали приглашать [смех в зале], никакой больше выпивки… Никто не хотел со мной встречаться, я был каким-то эксцентричным изгоем. И я не зарабатывал никаких денег для фирмы, эта угроза про «приносить в пять раз больше зарплаты» уже вот-вот должна была сработать. Я был в этой ужасной ситуации, я был непопулярен, становился изгоем, работа не ладилась, мне было плохо. И однажды мне позвонил один большой начальник из нью-йоркского офиса, ответственный за баланс фирмы, и сказал: «Я слышал, у тебя есть что сказать интересного о России. Почему бы тебе не приехать и не рассказать об этом?»
Я приготовил презентации в Пауэрпойнте в надежде как-то через это пройти, и, может быть, повернуть ситуацию в мою пользу.
Итак, я поехал в Нью-Йорк. Человек, с которым у меня была встреча, был очень странным типом. Никакой обходительности, ничего. Он был одним из самых успешных инвесторов в фирме, но никто не мог с ним долго работать в одной команде. Он был не тот, с кем можно вместе работать. Мы сели вместе. Я начал свою презентацию, показывая ему те числа, которыми я только что поделился с вами. Он не кивал головой, и вообще не показывал, что слушает и понимает, просто смотрел. Я продолжаю, Пауэрпойнт, страница за страницей, он не реагирует, вообще никак. Я начал беспокоиться. И где-то в середине презентации он просто встаёт и выходит из комнаты [смех в зале], не говоря ни единого слова. Я сидел и думал – это нехорошо, это, возможно, мой последний шанс всё сделать. И я сижу и думаю, что мне сказать, когда он вернётся, как спасти ситуацию. Это ведь моя мечта, оно должно работать вот так…
Тут он возвращается, и я не успеваю открыть рот, он говорит: «Это самая невероятная история, которую я слышал. Я только что ходил в комитет по рискам, и получил разрешение для тебя на размещение 25 миллионов долларов. Прекращай всю эту ерунду с инвестиционным банкингом, будем инвестировать вот сюда, это удивительно!»
Словно гора упала у меня с плеч. Я вернулся в Лондон, и я начал инвестировать. Мы организовали всё в Лондоне, потом я поехал в Москву, и начал инвестировать, вот эти 25 миллионов долларов. Для тогдашнего российского рынка это были огромные деньги.
Итак, мы инвестировали 25 миллионов долларов. И спустя 7 месяцев, это была середина 1994 года, в журнале «Экономист» появляется статья, где рассказывается о тех деталях, о которых я сейчас рассказал. Статья называлась «Распродажа века». И внезапно около 30 человек, просто богачи, и хедж-фонды, проснулись и сказали – о, боже, мы должны в это инвестировать! И они стали искать брокеров, или кого-то, кто мог инвестировать. И наше 25-миллионное портфолио за этот семимесячный период благодаря этой статье в «Экономисте» выросло в пять раз, да, в семь раз за пять месяцев, потому что внезапно эти 30 человек решили тоже начать покупать.
Итак, я получил 125 миллионов на вложенные 25. В те дни 100 миллионов были большими деньгами [смех в зале]. И вот внезапно все те парни, которые не хотели приглашать меня на ланчи и не хотели со мной общаться, стали подходить к моему столу и говорить: «Билл, как бы нам заняться этими русскими делами, я бы сам хотел прикупить бумаги…» Каждое утро, ну, человека четыре стояли возле моего стола, ждали моего приезда, чтобы получить совет, как заработать на России денег. Но что более важно, главные продажники, у которых были клиенты из больших хедж-фондов, стали приходить и говорить: «Бил, не хотел бы ты пoехать в Нью Йорк и встретиться с Джоржем Соросом?». Я, конечно, отказалcя [смех в зале]. «А, может ты встретишься с Джоном Темплтоном? Майклом Стайнхардом?»
Мне не было ещё и тридцати, и меня приглашали встретиться с самыми успешными инвесторами на Земле, чтобы я объяснил им, что я сделал в России.
Я побывал на этих встречах, показал свою презентацию. И все говорили: «Это самое удивительное, что я когда-либо слышал. Можем ли мы дать тебе денег, чтобы ты ими распорядился?» Я ответил – я вообще-то уже в бизнесе по управлению чужими деньгами, разрешите мне поинтересоваться у своих коллег, можем ли мы этим заняться. Я вернулся назад, и спросил своего начальника в Лондоне, можем ли мы что-то сделать для других. Он ответил – отличная идея, давай сформируем рабочую группу для её изучения [смех в зале]. Первая встреча – в ближайший понедельник.
И вот я прихожу на первое заседание рабочей группы. Там было столько людей, сколько в этой аудитории. На первое заседание пришло человек 50. При этом только двое в фирме знали что-то про Россию. Я посмотрел на людей в комнате. Там были управляющие, ответственные управляющие, главные ответственные управляющие, я был кем-то типа «младшего вице-президента», все эти люди спорили друг с другом, какой отдел фирмы получит кредит на мероприятия, кто получит деньги. Я смотрел вокруг и думал: «Одно я знаю точно – кто в результате вообще никаких денег не получит» [смех в зале].
Я сильно разозлился, потом думал несколько дней и сказал: «Я просто не могу этим заниматься». Я пошёл к начальнику торгового отдела и сказал: «Я ухожу, я хочу организовать свой собственный фонд». Он ответил: «Билл, ты сумасшедший, у тебя такая многообещающая карьера» [тихий смех в зале], но я сказал: «Извините, но я создаю свой собственный фонд».
(продолжение)
Комментариев нет:
Отправить комментарий